Адвокат в Сфере IT

В соответствии с п. 2 ст. 1260 ГК РФ интернет-сайт признается объектом авторского права, а именно — составным произведением. В данном случае автору принадлежат авторские права на осуществленные ими подбор или расположение материалов (составительство). Тут стоит выделить 2 момента относительно содержания сайта как объекта интеллектуальной собственности:

Во-первых, материалы на сайте не обязательно должны охраняться интеллектуальным правом сами по себе — в качестве иных примеров составных произведений Гражданский кодекс указывает атласы и энциклопедии. В их отдельно взятых составляющих величинах, как известно, может и не быть охраняемых интеллектуальным правом категорий ввиду отсутствия в них элемента творческого труда. Так что интернет-сайт будет выступать объектом авторского права даже в том случае, если его наполнение будут составлять, например, произведения народного творчества или сообщения о событиях и фактах, имеющие исключительно информационный характер — они, в соответствии с п. 6 ст. 1259, не подлежат авторско-правовой охране. В Постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Р Ф от 22 апреля 2008 г. № 255/08 по делу А63−14 046/2006 указывалось, что нижестоящие суды, не оценивая сайт в целом как составное произведение, фактически рассматривали лишь один из элементов контента (тексты, размещенные на сайте), также признав их неохраноспособными. При этом ВАС отметил, что сайт истца состоял из специально подобранных и расположенных определенным образом материалов (текстов, рисунков, фотографий, чертежей, аудиовизуальных произведений и т. д.), которые могут быть использованы с помощью компьютерной программы (компьютерного кода), являющейся элементом сайта — и именно все это в своей совокупности дает возможность представлять интернет-сайт как составное произведение.

Во-вторых, сущность авторского права в данном случае представляется не в единстве объекта, как это проявляется во всех остальных видах произведений, а во множественности элементов, которые подобрали и расположили определенным образом — т. е. мы имеем дело с правовой охраной конфигурации и расположения. Интернет-сайт является объектом авторского права как запечатление картографии своего контента.

Иногда можно встретить мнение о том, что интернет-сайт является сложным объектом по смыслу ст. 1240 ГК РФ, но оно, к сожалению, ошибочно. Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Р Ф от 24 апреля 2012 г. N 45-В12−1 выделило признак сложного объекта: «он включает в себя несколько охраняемых результатов интеллектуальной деятельности, однако по смыслу закона он должен представлять собой единое целое завершенное произведение, в котором невозможность использования хотя бы одной составляющей его части приведет к утрате авторского замысла создателя сложного объекта, в результате чего нарушится целостность результата интеллектуальной деятельности и его дальнейшее применение станет невозможным» — и отметило закрытый перечень сложных объектов: «Перечень произведений, являющихся сложными объектами, указан в законе. Так, к ним относятся кинофильмы, иные аудиовизуальные произведения, театрально-зрелищные представления, мультимедийные продукты, единые технологии. Хореографические постановки и вокально-хореографические произведения сами по себе сложными объектами не являются, но могут входить в состав сложного объекта». И Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 10 от 23 апреля 2019 г. «О применении части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации» не внесло каких либо изменений в данный вопрос. В 2014-ом году просто изменился перечень сложных объектов: из него исчезли единые технологии и добавились базы данных.

Некоторые правоведы указывают, что интернет-сайт может считаться мультимедийным продуктом, но это не так — одним из важнейших признаков мультимедийного продукта является интерактивность (возможность пользователя быть активным участником процесса, а не просто воспринимающим зрителем), которая не присуща интернет-сайтом как таковым. В то же время мультимедийный продукт может размещаться на сайте в комплексе размещенных материалов. Например, в деле А12−10 588/2021 Суд по интеллектуальным РФ правам идентифицировал виртуальный тур как мультимедийный продукт — данный объект, находившийся на веб-ресурсе, требовал от пользователя взаимодействия. СИП не сказал, что виртуальный тур входил в состав сложного объекта — интернет-сайта. Поэтому сложный объект в данном случае можно было считать лишь одним из элементов составительства.

В то же время, исключительные права на произведения, размещенные на сайте, можно защищать как самостоятельные результаты интеллектуальной деятельности без оговорки о вхождении их в составительство — это очевидно. Отходя от сферы авторского права, стоит сказать, что правообладатели также могут защищать свои патентные права на объекты, задействованные в архитектуре сайта (в пример можем привести следующие патенты: способ интеграции сайта в сайт, комплекс управления интеллектуальной собственностью — блокчейн-платформа интеллектуальной собственности, системы и способы для аутентификации онлайнового пользователя с использованием сервера безопасной авторизации, способ быстрой регистрации для аутентификации пользователя и осуществления оплаты при использовании двух различных каналов связи, а также предназначенная для этого система).

Что интересно, дизайн сайта также может быть защищен: например, в деле А45−3288/2022 ставился вопрос о том, является ли дизайн интернет-сайта в данном конкретном случае самостоятельным объектом авторского права или же он входит в составное произведение истца — спорный ресурс (с учетом обстоятельств дела) мог быть расценен как самостоятельное составное произведение, состоящее из специально подобранных и расположенных определенным образом материалов (текстов, рисунков, фотографий, чертежей, аудиовизуальных произведений и т. д.), которые могут быть использованы с помощью компьютерной программы (компьютерного кода), являющейся элементом сайта.

То есть, стоявшая в деле задача звучала так: «Возможно ли самостоятельное использование дизайна интернет сайта истца в качестве произведения, либо данный дизайн входит в составную часть интернет-сайта и может использоваться только исключительно для функционирования интернет-сайта?» Мы видим, что даже дизайн сайта потенциально может рассматриваться как самостоятельный объект авторского права без оглядки на то, что он располагается на ресурсе. В данном деле назначалась судебная экспертиза, по результатам которой выяснилось, что дизайн интернет-сайта истца являлся составным произведением, т.к. для его создания был произведен подбор и компоновка составляющих контент сайта; а сам дизайн представлялся результатом интеллектуального творческого труда, в котором автор проявил свои творческие способности.

В исследовательской части эксперт указал, что дизайн сайта — это творческая компоновка составляющих сайт объектов, в совокупность которых входит: подбор шрифтовой гарнитуры, компоновка, оформление текста, подбор и использование цветовой гаммы создание различных плашек, линий, графических элементов, придающих сайту уникальную отличительную стилистику, обработка, кадрирование, оформление фотографических произведений, работа с композицией и масштабом всех элементов сайта. После опроса эксперта суд пришел к выводу, что с технической точки зрения дизайн как единый составной объект (весь объект) не может быть перенесен, использован на иных сайтах при создании иного произведения, а может быть использован в качестве примера или вдохновения. Упомянув, что при выявленном совпадении лишь определенных элементов дизайнов возможно говорить о переработке произведения, что также является его использованием, осуществление которой без согласия правообладателя недопустимо, арбитражный суд удовлетворил требования истца и осуществил защиту его интересов в отношении составного произведения.

В 2020-ом году в Главе 6 Гражданского кодекса появилась статья 141.1 «Цифровые права». В соответствии с данной статьей под цифровыми правами понимаются названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам (стоит сразу отметить, что данное определение во многом схоже с определением ценной бумаги — вообще правовое регулирование цифровых прав во многом дублирует правовое регулирование бездокументарных ценных бумаг). Какие признаки цифрового права мы можем выявить:

● Первое и самое главное — закон должен прямо указать, что определенный объект является цифровым правом. Без этого мы не можем говорить о каком-либо юридическом явлении как о цифровом праве;
● Цифровыми правами являются обязательственные права, то есть корпоративные права, имущественные права, в том числе исключительная права на интеллектуальную собственность, права на оказание услуг и выполнение работ, переход которых другому лицу на основании сделки не требует согласия лица, обязанного по данному обязательственному праву;
● Содержание и условие данных прав определяется правилами информационной системы, в рамках которой происходит их оборот;
● Общий субъект цифрового права — обладатель цифрового права. Таковым признается лицо, которое в соответствии с правилами информационной системы имеет возможность распоряжаться этим правом. При этом закон может предусмотреть иное лицо в качестве обладателя цифрового права.

Первым приходящим на ум примером цифрового права является цифровой финансовый актив (ЦФА) из Федерального закона от 31.07.2020 N 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». В п. 2 ст. 1 данного нормативно-правового акта цифровой финансовый актив прямым текстом называется цифровым правом, а далее перечисляются обязательственные права, являющиеся содержанием данного цифрового права. Также указывается, что выпуск, учет и обращение ЦФА только путем внесения (изменения) записей в информационные системы.

Еще один хороший пример цифрового права — утилитарное цифровое право (УЦП) — приводит Федеральный закон от 02.08.2019 N 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», известный в народе как «закон о краудфандинге». Стоит сразу отметить, что по данному закону информационной системой, правилами которой (требования к ним установлены в ст. 4 закона) определяются условия и содержание цифровых прав и в которой оборот этих прав происходит, признается инвестиционная платформа — информационная система в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», используемая для заключения с помощью информационных технологий и технических средств этой информационной системы договоров инвестирования, доступ к которой предоставляется оператором инвестиционной платформы. Возникновение УЦФ, его осуществление, распоряжение им или ограничение распоряжения данным правом возможны только в инвестиционной платформе.

Содержание и условия утилитарных цифровых прав, а также особенности их оборота в информационных системах прописаны в ст. 8 «Закона о краудфандинге» — данная статья вообще на данный момент является самым доступным для понимания примером-разъяснением цифрового права. Субъектом утилитарного цифрового права признается обладатель УЦП, которому выдается цифровое свидетельство — неэмиссионная бездокументарная ценная бумага, не имеющая номинальной стоимости и удостоверяющая принадлежность УЦП владельцу цифрового свидетельства.

Таким образом, цифровое право — электронная форма существования права требования, указанная в законе в качестве таковой. Вследствие этого статья 128 не выделяет цифровые права в качестве отдельного объекта гражданских прав, а лишь упоминает их как тип имущественных прав.

Поэтому, очень грубо и очень просто говоря, цифровое право — это существующее на информационной платформе требование, которое российский закон назвал цифровым правом. Вот будет сказано, что на каком-то электронном сервисе заключения договоров право требования исполнения обязательства из этого договора признается цифровым правом — так оно и будет. Даже если это некий маркетплейс по розничной купле-продаже картошки: в пределах его виртуальных рамок требование о передаче картошки будет признаваться цифровым правом. На уличном рынке то же требование будет обычным имущественным требованием без антуража цифровизации.

В законодательстве РФ не содержится императивной обязанности обладателя цифровой валюты раскрывать перед государством сведения о своих крипто-активах, как это существует в отношении зарубежных счетов в соответствии ч. 2 ст. 12 и ч. 10 ст. 28 Федерального закона от 10.12.2003 № 173-ФЗ «О валютном регулировании и валютном контроле» (за исключением государственных служащих — они обязаны раскрывать такие сведения). Но российское право устанавливает определенные механизмы, действие которых подталкивает к необходимости уведомления о факте наличия цифровой валюты.

В соответствии с п. 6 ст. 14 Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте…» юридические и физические лица вправе защищать в суде свои права на обладание криптовалютой только в том случае, если эти лица проинформировали налоговые органы о факте обладания ими криптовалюты или совершения гражданско-правовых сделок с криптовалютой. То есть лицу, которое не уведомило налоговые органы о факте наличия у него криптовалюты, будет отказано в судебной защите прав на криптовалюту. Таким образом — мягкой силой — осуществляется государственная политика идентификации владельцев криптовалют. Это не прямое требование обозначения себя в качестве обладателя «крипты», но это не меняет того фактора, что подобное регулирование ставит обладателя цифровой валюты перед определенным выбором, где один из вариантов резко порицается правовой системой.

В то же время нельзя не сказать о спорности данного положения. «Имущество, о котором не сказали налоговой, не подлежит защите в суде» — новый и очень неоднозначный концепт в российском законодательстве. П. 6 ст. 14 Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте…» вызывает обоснованные сомнения с точки зрения противоречия Конституции Р Ф — акту, имеющему высшую юридическую силу на территории Российской Федерации и которому Федеральный закон должен соответствовать. С одной стороны п. 2 ст. 45 Конституции гласит, что каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Законом, как мы видим, судебная защита «незадекларированной» криптовалюты запрещена. Но ст. 46 Конституции провозглашает, что каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод. При этом данная статья Конституции не содержит каких-либо исключений или положений о том, что «ограничение на судебную защиту регламентируется в соответствии с федеральным законом». То есть право на судебную защиту не может быть ограничено в том числе и федеральным законом.

Подобное положение дел создало коллизию в российском правовом регулировании криптовалют. На данный момент в Конституционный Суд Р Ф не поступало жалоб на п. 6 ст. 14 Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте…», поэтому данная регламентация все еще остается легальной. Но если вдруг такая жалоба появится, то существует ощутимый шанс того, что Конституционный Суд Р Ф может признать п. 6 ст. 14 Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте…» несоответствующим Конституции, и законодателю придется искать другой путь понуждения владельцев криптовалют идентифицировать себя. А, может быть, введут такое же жесткое требование, как и для госслужащих.

В соответствии с п. 5 ст. 14 Федерального закона от 31.07.2020 N 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» юридические лица, международные организации и физические лица, являющиеся налоговыми резидентами РФ, не вправе принимать цифровую валюту в качестве встречного предоставления за передаваемые ими (им) товары, выполняемые ими (им) работы, оказываемые ими (им) услуги или иного способа, позволяющего предполагать оплату цифровой валютой товаров (работ, услуг). Оттого и есть спрос на поиск лазеек, позволяющий все-таки вносить оплату криптовалютой в легальных отношениях.

Я бы сказал, что каких-нибудь путей реально нет. А если быть точнее — любой из способов обхода запрета оплаты товаров, работ и услуг «криптой» под внимательным юридическим взором предстает либо безвозмездной (что плохо для субъектов предпринимательства) или мнимой (что плохо для всех) сделкой — это если мы говорим о случаях заключения соглашений без какого-либо документального их отражения; либо притворной сделкой — этот риск существует во всех отражаемых на «бумаге» схемах. Любой адекватный и вменяемый юрист сразу же увидит недействительную сделку.

Я также скептически отношусь к нередко упоминаемом способе обхода запрета через залог: стороны заключают стандартный гражданско-правовой договор (зачастую — купли-продажи), в котором прописывают условие о залоге криптовалюты, на которую кредитор вправе обратить свое взыскание в случае неисполнения должником своего основного обязательства. Залог может быть взыскан в судебном и внесудебном порядке.

В первом случае стороны, решившие «легализоваться» через судебное решение, столкнутся с отказом в удовлетворении исковых требований на основании обнаруженных судом действий, совершенных в обход закона — суд в любом случае заинтересуется не только реально существовавшей возможностью исполнить основное обязательство, но и первоначальным намерением сторон при заключении договора. По итогу суд вскроет ничтожную сделку и вынесет решение, которое зарубит все надежды сторон сделки.

Взыскание заложенной криптовалюты во внесудебном порядке можно рассматривать в двух формах: в первой присутствует нотариус, который абсолютно точно не поставит исполнительную подпись и заподозрит нарушение закона, т. е. оценка всей этой схемы будет аналогична судебной. А во второй форме — где нотариус отсутствует — случай внесудебного взыскания залога содержит в себе проблему, которая характерна для всех отношений, выстроенных вокруг обхода запрета на оплату криптовалютой — если при такой сделки отсутствует фактор вероятного вмешательства третьего лицо (зачастую — публичной власти), то выполненный обмен предмета договора на «крипту» просто не будет никем оспариваться.

Например, Росреестр не зарегистрирует переход прав по сделке по купле-продаже недвижимости с «крипто-залогом», если произошло его взыскание. Подобную сделку «не пропустит» ни одна налоговая проверка. Налоговые органы и Росфинмониторинг предсказуемо заинтересуются сделкой по купле-продажи транспортного средства за «крипто-залог». В общем, главное здесь — каковы шансы нарваться на органы публичной власти.

Купля-продажа какой-нибудь электроники между физическими лицами? Какие-то услуги, не связанные с предпринимательской деятельностью? Факт того, что сделка может «прокатить» не отменяет ее юридической недействительности. Просто сделку никто не будет оспаривать — хотя тут же оговоримся о том, что такой вопрос может очень серьезно подняться в деле о банкротстве гражданина, но представляется, что подобное явление не будет воспринято «плательщиком криптой» так негативно, как в случае налогового или антиотмывочного спора.

Так что самый позитивный исход при обхождении запрета на оплату товаров, работ и услуг цифровой валютой — заплатить и надеяться, что никто не узнает про эту сделку. Надежный подход построения схемы?

В действительности существует два юридически значимых способа узнать администратора доменного имени с целью последующей подачи иска к нему (например, за нарушение исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и (или) средств индивидуализации):

Первый — узнать регистратора доменного имени через протокол WhoIs и направить ему адвокатский запрос. Эта возможность подкрепляется судебной практикой: суд по интеллектуальным правам РФ в своем Постановлении от «07» декабря 2020 г. № С01−1425/2020 по делу № А55−1275/2020 указывает адвокатский запрос как легальный и действительный инструмент по получению сведений об администраторе доменного имени. Но не все так просто с данным способом.

Если администратором доменного имени является юридическое лицо, то сведения о нем будут получены без труда. Если же это физическое лицо, то тут положения об адвокатском запросе в ст. 6.1 Федерального закона № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» образуют коллизию с положениями Федерального закона № 152-ФЗ «О персональных данных».

В соответствии с п. 4 ст. 6.1 ФЗ «Об адвокатской деятельности…» в предоставлении адвокату запрошенных сведений может быть отказано в случае, если запрошенные сведения отнесены законом к информации с ограниченным доступом. Персональные данные как раз-таки и представляют собой информацию с ограниченным доступом, а в ст. 7 ФЗ «О персональных данных» указывается, что операторы и иные лица, получившие доступ к персональным данным, обязаны не раскрывать третьим лицам и не распространять персональные данные без согласия субъекта персональных данных, если иное не предусмотрено федеральным законом. В Федеральном законе «Об адвокатской деятельности…», к сожалению, иное не предусмотрено. Но при этом нельзя сказать, что существует однозначный законодательный запрет на предоставление доступа к запрашиваем персональным данным по адвокатскому запросу.

В соответствии с абз. 7 п. 1 ст. 6 Федерального закона «О персональных данных» обработка персональных данных допускается в случаях необходимости ее проведения для осуществления прав и законных интересов оператора или третьих лиц либо для достижения общественно значимых целей при условии, что при этом не нарушаются права и свободы субъекта персональных данных. Данное положение поддерживается пунктом п. 9.1.5 Правил регистрации доменных имен в доменах .RU и .РФ, по которому регистратор вправе сообщить информацию о полном наименовании (имени) администратора и его местонахождении (местожительстве) по письменному мотивированному запросу третьих лиц, содержащему обязательство использовать полученную информацию исключительно для целей предъявления судебного иска.

С одной стороны, мы видим, что запрос персональных данных в целях судебной защиты является правомерной процедурой. С другой — регистратор доменного имени лишь «вправе» сообщить запрашиваемую информацию, но не «обязан» этого делать (хотя по п. 2 ст. 6.1 Федерального закона «Об адвокатской деятельности…» он «должен» дать ответ в тридцатидневный срок со дня получения адвокатского запроса). И нередки случаи, когда регистраторы вовсю пользуются своим правом.

Как-то купировать такой риск можно, если подать правильно составленный, развернутый и мотивированный адвокатский запрос, в котором будут ссылки на вышеуказанное решение Суда по интеллектуальным правам РФ (не лишним будет приложить к запросу Постановление СИП), на п. 9.1.5 Правил регистрации доменных имен в доменах .RU и .РФ, а еще и на ст. 5.39 КоАП РФ, которая предусматривает наложение штрафа на должностных лиц за неправомерный отказ адвокату в связи с поступившим от него адвокатским запросом. Это сделает ситуацию более предсказуемой хоть и не в полной мере. В то же время замечу, что я ни разу не сталкивался с отказом или «игнором» со стороны Рег.ру (reg.ru), на котором регистрируются многие доменные имена.

Но если не получилось добыть информацию с помощью адвокатского запроса, то остается пойти по другому пути: подать иск на регистратора доменного имени с приложением к нему ходатайства об истребовании доказательства — информации об администраторе доменного имени (ст. 66 АПК РФ). Этот маневр не является чем-то новым — он может быть использован в рядке самых разных категорий дел. В связи с его универсальностью нам уже известны его минусы: увеличение времени рассмотрения дела, необходимости направлять претензию выявленному нарушителю и ждать 30 дней, а также реальная возможность получить отказ в удовлетворении ходатайства и проиграть спор ответчику, который легко докажет свою непричастность к нарушению прав истца (пример такого события в доменном споре — то самое дело А55−1275/2020, приведенное выше).

Так что для установления администратора доменного имени необходимо для начала установить регистратора доменного имени, обратить внимание на его участие в доменных спорах в части истребования у него доказательств и составить адвокатский запрос. Если на запрос придёт ответ со всей необходимой информацией, то данный ответ необходимо будет приложить к исковому заявлению. Если же регистратор откажет в удовлетворении запроса, то придется подать иск к регистратору и приложить ходатайство об истребовании доказательства. Если арбитражный суд откажет в удовлетворении ходатайства, то придется это обжаловать в вышестоящие инстанции. Стоит также сказать о том, что регистратор-ответчик может и сам предоставить в дело требуемую истцом информацию с целью показать, что он является ненадлежащим ответчиком. В любом случае стоит помнить — «проигрыш» в таком споре регистратору доменного имени не означает невозможность подать иск к установленному администратору доменного имени в будущем.

Стоит также отметить такие случаи, когда обладатель сайта и администратор доменного имени являются абсолютно разными субъектами. Тут стоит иметь ввиду, что в соответствии с п. 78 упомянутого выше «пленума об интеллектуальном праве», если иное не следует из обстоятельств дела и представленных доказательств, в частности из размещенной на сайте информации, презюмируется, что владельцем сайта является администратор доменного имени, адресующего на соответствующий сайт. Таким образом, бремя доказывания различности лиц владельца сайта в сети «Интернет» и администратора доменного имени будет возлагаться на ответчика. Так что о данном факторе потенциальному истцу можно не беспокоиться.

Вопрос очень актуальный — учетные записи в соцсетях в современном мире имеют реальную экономическую ценность, в виде измеряемого потенциала использования для распространения рекламы. Современные оценщики уже вовсю оказывают услуги по оценке рыночной стоимости аккаунта, и едва ли сегодня можно сказать, что такая услуга — невостребованная и странная затея.

Аккаунт с точки зрения гражданского права — совокупность оказания услуг; результатов интеллектуальной деятельности, предоставление права использования которых осуществляется на условиях неисключительной лицензии; информации, доступ к которой имеется у владельца аккаунта и владельца социальной сети. Персональная страница в социальной сети на самом деле проистекает из довольно сложного двустороннего гражданско-правового отношения, в котором у сторон есть свои права и обязанности друг перед другом. Короче говоря, это отношение — договор (он начинается с того самого соглашения, которое никто не читает и сразу нажимает на «Я принимаю»), а аккаунт — определенное внешнее отражение исполнения договора.

Функционал социальной сети, доступный владельцу учетной записи — это те элементы информационной системы и (или) программы для ЭВМ, на которые у пользователя есть права использования для предоставления или распространения информации. Он реализует эти права под своим зарегистрированным логином, т. е. механизмом, позволяющим осуществлять доступ к определенной пользователю информации, а также идентифицировать его пользовательскую страницу среди других пользовательских страниц. Таким образом, мы видим, что юридическая сущность аккаунта в любом случае включает в себя систему прав на доступ к информации и идентифицирующую функцию. Отсюда возникает вопрос — можно ли распоряжаться данными правами (или вносить изменения в имеющуюся конфигурацию доступа к информации, фактически совершив отчуждение доступа в пользу другого лица) с переменой идентифицируемого владельца аккаунта?

В целом, законодательство позволяет это без всяких проблем. Но организации-владельцы социальных сетей также используют свое законное право на ограничение возможности пользователя совершать сделки по распоряжению своими правами на использование социальной сети и предоставлению доступа к информации на аккаунте.

Возьмем в пример VK: в пункте 5.9 Пользовательского соглашения указано, что пользователь не имеет права передавать свои логин и пароль третьим лицам. Но вот п. 4.2.4 Лицензионного соглашения ставит финальную точку в вопросе о возможности «продать аккаунт» — соглашение не позволяет передавать предоставленные пользователю права использования соцсети другим пользователям или третьим лицам посредством заключения сублицензионного договора или иным способом — совокупность приведенных выше условий позволяет администрации сайта добиваться признания любой сделки по «продаже аккаунта» недействительной, а именно — оспоримой. В п. 4.2 Типового пользовательского соглашения для разработчиков VK указывает, что разработчик (т.е. лицо, размещающее свое приложение на VK) предоставляет пользователю cоцсети неисключительную лицензию на использование приложения для нужд, не связанных с предпринимательской деятельностью, без права передачи данной лицензии третьим лицам и без права предоставления сублицензий на использование Приложения третьим лицам. Таким образом, «продажа аккаунта» запрещена даже на уровне использования игр внутри VK. Общий анализ пользовательских и лицензионных соглашений данной социальной сети позволяет сделать вывод: сервис выступает резко против распоряжения пользователем своими правами в плане отчуждения их третьим лицам.

В то же время противоположным примером является Telegram — эту социальную сеть/мессенджер настолько не заботит ограничение на «продажу аккаунтов», что пользовательское соглашение вообще ничего не говорит ни про передачу логинов и паролей, ни про ограничение на заключение сублицензионных договоров с иными пользователями или третьими лицами.

Тут мы можем задаться вопросом: «Но войдет ли аккаунт в конкурсную массу в деле о банкротстве?» Нетрудно представить ситуацию, при которой аккаунт должника в деле о банкротстве представляется желанным активом ввиду его экономического потенциала. Вот что интересно — ст. 131 ФЗ «О несостоятельности (банкростве)» регламентирует, что из имущества должника, которое составляет конкурсную массу, исключаются имущественные права, связанные с личностью должника. Вспоминаем, что исключительное право на использование социальной сети, предоставляемое ее владельцем пользователю, в соответствии со ст. 1226 ГК РФ является имущественным правом. Связано ли оно с личностью владельца? Я уверен, что на это можно дать утвердительный ответ — едва ли в современном мире существуют иные имущественные права, реализация которых так тесно соприкасалась бы с обработкой персональных данных стороны.

Но что делать, если социальная сеть запрещает «отчуждать аккаунт»? Здесь стоит спросить: «А почему соцсети вообще ставят эти ограничения? Неужели правоотношения с ними прекращаются только удалением аккаунта? Неужели аккаунт не может перейти по наследству? Как быть с аккаунтом, созданным и раскрученным в период нахождения в браке?» Читая пользовательские соглашения, невольно натыкаешься на мысль о том, что соцсети относятся к договору пользования аккаунтом в социальной сети как к правоотношениям, неразрывно связанным с личностью пользователя — по логике того же VK договор прекращается либо удалением аккаунта, либо смертью пользователя. Данная социальная сеть просто вторит положениям ст. 383 ГК РФ, регламентирующей недопустимость перехода к другому лицу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора.

Но я думаю, что возможность перехода аккаунта по наследству или его «раздел» при расторжении брака во многом зависят именно от степени отражения личности владельца учетной записи. Например: если один супруг во время брака стал известным блоггером, а его страничка в достаточной мере отражает личность именно этого супруга, и она во многом связана с этой личностью, то аккаунт (соответствующий комплекс прав) будет принадлежать тому самому супругу. Совместный аккаунт, завязанный на личностях обоих супругов, уже будет подлежать разделу.

К сожалению, в России практически нет судебной практики, в которой одним из требований была бы передача логина и пароля истцу, а решения по существующим делам не содержат какой-либо аргументации в отношении поднимаемого тут вопроса — суды пока не сталкивались с ситуацией передачи аккаунта при запрете на это со стороны социальной сети. Но если мы представим реорганизацию юридического лица, при котором логин и пароль переходят к иному (в том числе и новому) юридическому лицу в порядке правопреемства — как быть с запретом от, например, VK? Мы понимаем, что учетная запись в социальной сети может быть ценным активом, и при некоторых M&A сделках одна из сторон рассматривает аккаунт как одно из важнейших приобретений.

Мы понимаем, что «запрещающие» соцсети в подавляющем большинстве случаев просто закрывают глаза на неправомерную передачу логина и пароля, цессию, а также де-факто сублицензионные отношения. Но в случае возникновения «аккаунтного спора» суд не сможет игнорировать пользовательское и лицензионное соглашения. И если в споре между физическими лицами суду необходимо будет установить с какой именно личностью аккаунт был неразрывно связан и кто был его владельцем (как юридическим, так и фактическим), то в арбитражном «аккаунтном» споре (при той же реорганизации, например) одной из сторон придется оспаривать положение пользовательского соглашения, запрещающее перемену пользователя и передачу ключей от аккаунта иным лицам.